Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

Он проявил много энергии, чтобы заинтересовать ряд ученых своими коллекциями и уговорить их взяться за обработку. К одним из ученых пришлось поехать в Лондон, к другим — в Оксфорд, к третьим — в Кембридж.

Наконец, коллекции были переданы в надежные руки крупных ученых в различных областях естествознания.

Один взялся за обработку ископаемых млекопитающих, другой — современных, третий занялся птицами, четвертый — рыбами и т. д.

Очень много пришлось похлопотать с устройством беспозвоночных. Определение всех этих улиток, клопов, пчел, ос, бабочек, жуков, муравьев требовало специалистов. Ученый-«жуковед» не брался за обработку бабочек и мух, а знатоки их отказывались от работы над другими беспозвоночными.

Себе Дарвин оставил геологическую часть и общее описание. Но и тут понадобилась большая работа в музеях, библиотеках и лабораториях.

Целыми днями склонялся он над своими минералами и горными породами в лаборатории Кембриджского университета. Один за другим образец получал научное название. Известный минералог профессор Миллер руководил его работой. Как только минералы были определены, Дарвин переехал в Лондон.

Здесь начался период особенно напряженной деятельности: подготовка к печати «Дневника путешествия» и ряда геологических работ. В то же время необходимо было иметь тесную связь с учеными-зоологами, обрабатывающими зоологические материалы путешествия.

Много бывал Дарвин в различных научных обществах. Его выбрали членом одного научного клуба, потом — ученым секретарем Геологического общества. Он выступает с докладами на геологические темы и завязывает большие знакомства в ученом мире.

Защитник «слабых» сил природы

В Геологическом обществе Дарвин сблизился с Лайелем.

Основной мыслью Лайеля — «не нужно придумывать неизвестных сил для объяснений явлений, которые объясняются действием сил, известных нам» — руководствовался Дарвин во время путешествия, как он сам говорил, при исследовании геологии любой страны.

Лайель живо заинтересовался работами Дарвина по геологии. В них он видел применение его собственного метода при геологических исследованиях.

Но он не знал; что в далекой России еще в XVIII веке М. В. Ломоносов объяснял изменения земной коры действием естественных, постоянно и медленно работающих сил: воды, воздуха, перемены температуры, деятельности организмов.

В окаменелостях, находимых в земных пластах, Ломоносов видел не доказательства «всемирного потопа» и не «пробу творца», а остатки когда-то обитавших на Земле организмов. Как и Лайель, но значительно раньше, Ломоносов объяснял изменения «лика Земли» естественными причинами.

А что происходит в живой природе? — спрашивал Лайель. Нет ли и там постепенных изменений под действием естественных причин? В своих геологических экскурсиях по Сицилии, Италии и Франции в пластах земли он нашел много ископаемых остатков. По ним он ясно видел постепенную смену животных, все более и более приближающихся к современному животному миру.

Во втором томе «Основ геологии» Лайель описал эту смену животных и растений. Они вымирали по естественным причинам — из-за изменения климата, недостатка пищи, болезней, врагов, и постепенно появлялись новые формы. Это было для него просто и ясно.

Он остановился перед вопросом, который неизбежно возник перед ним: откуда появлялись новые формы животных и растений? В чем причина их появления?

Лайель не мог найти этой причины, да и не стал особенно искать ее, устремив все свое внимание на причины вымирания и постепенность появления новых форм.

Вопросы, поставленные Лайелем, заставляли Дарвина серьезнее и глубже размышлять над своими наблюдениями во время кругосветного плавания.

Долгие беседы и горячие споры с ним по геологическим вопросам, в результате которых все неясное становилось понятным, — как любил их и ценил Дарвин! У Лайеля была замечательная особенность: он умел приводить множество доводов против положений своего собеседника. Это невольно заставляло каждого беседующего с ним мобилизовать все свои знания, всю логику, подойти к вопросу с разных сторон. Ум и знания оттачивались и приобретали удивительную ясность.

Другой особенностью Лайеля было — говорит Дарвин — горячее сочувствие к чужим научным исканиям даже в тех случаях, корда он был не согласен с их идеями. Его интересовало все новое и оригинальное в научных работах.

Если Дарвин был обязан ему за прекрасные идеи по геологии, то и тот, в свою очередь, понимал, что дарвиновские геологические работы пропагандировали его учение. А в это время еще никто из ученых не оценил «Основ геологии» по достоинству. Геолог Седжвик, рекомендовавший Дарвину взять с собой в путешествие эту книгу, говорил, что все-таки верить ей не следует.

Дарвин не выполнил совета Седжвика. Книги Лайеля стали для него руководством. Он не только верил им, но и проверял собственными наблюдениями.

Лайель и Дарвин сдружились на всю жизнь. Их сближало стремление добывать точные факты из жизни природы, объяснять каждое явление естественными причинами и не спешить с выдумыванием различных теорий.

Друг-ботаник и друг-зоолог

Корректурные листы «Дневника путешествия» попали к сыну Гукера, известного ботаника, создавшего знаменитый ботанический сад в Кью, близ Лондона.

Гукер-сын был в это время студентом, сдававшим последние экзамены перед отъездом в антарктическую экспедицию. Свою ученую карьеру, как и Дарвин, он начинал на борту военного корабля. И вот почти накануне отъезда Гукер знакомится с Дарвином.

Дарвин дарит ему полный, уже сброшюрованный экземпляр «Дневника».

«Дневник» произвел на Гукера огромное впечатление и в то же время привел его в отчаяние. Он понял, какие разносторонние знания и талант обнаружил в этой работе ее автор и как ему — Гукеру — далеко до Дарвина. Гукеру было в это время девятнадцать лет.

«Дневник путешествия» был с ним неизменно, как тома Лайеля — с Дарвином на «Бигле». Из экспедиции он пишет Лайелю о своих впечатлениях.